Зинаида – мать и бабушка. Очень заботливая, ответственная. Она любит дочь и внука до умопомрачения и пришла к психологу, чтобы помочь дочери.

Усевшись в кресле и тяжело вздохнув, Зинаида заговорила. Она рассказала, что несколько месяцев назад совершенно неожиданно умер ее зять – инфаркт. Конечно, внезапная смерть молодого мужчины подкосила всех: и ее дочь, и ее саму.

Кстати, это повторяющая история в их семье. Около тридцати лет назад они с дочерью потеряли мужа и отца. Тоже инфаркт и тоже совершенно неожиданный.

- Было страшно, хотелось кричать, плакать. Но моя мать тогда сказала мне не распускаться, взять себя в руки. Моя мама вообще была скупа на эмоции. И я в нее. Я молчала и как-то пережила это горе. Ушла в работу. Так и не вышла замуж, хотя возможность была. А сейчас мою историю повторяет дочь.
- Это тяжелая утрата…
- Да. И мне хочется помочь дочери. Я как могу ее успокаиваю, переехала пока к ней, взяла на себя все заботы по дому, чтобы ей после работы ничего не нужно было делать. Но вот внук – Алёша – он её раны бредит… Он, конечно, ребенок. Что с него взять? Но он постоянно начинает говорить о папе и дочь, конечно, плачет.
- Вы не разговариваете об умершем?
- Конечно, нет. Зачем ворошить прошлое? Дочь после смерти несколько раз как-то пыталась заговорить о муже, но я ей сказу сказала, что не нужно этого делать. Нужно жить дальше, нужно забыть, смириться. Я ей сказала, что так проще будет, если не жить прошлым. Но вот Алёша снова и снова говорит про папу и дочь снова плачет часами.
- Зинаида, а что бы вы хотели в этой ситуации?
- Я бы хотела, чтобы вы научили меня как мне сделать так, чтобы внук не напоминал дочери об отце, чтобы она не плакала.

Получается, что Зинаида хочет

- А давайте вспомним, как было у вас, когда умер муж. Чего вам хотелось? Я понимаю, что это очень тяжелые воспоминания. Может быть, даже совсем не хочется сейчас возвращаться в то время. Но сейчас ваше желание - помочь дочери.
- Да, вы правы. Мне не хочется вспоминать. Да и как это может помочь Тане?
- Можно я не буду отвечать сейчас на этот вопрос, - говорю я утвердительным тоном, хотя вроде бы это вопрос. - Давайте попробуем вернуться в прошлое, тридцать лет назад.
- На самом деле, я уже все вам сказала в начале. Мне было очень и очень плохо, хотелось все время плакать.
- Конечно, утрата – это слезы. А еще чего-то хотелось?
- Эх, хотелось разговаривать постоянно о муже, вспоминать.
- Как я поняла, ваша мама не поощряла эти разговоры.
- Что вы, конечно нет. Стоило мне заговорить о муже, она меня сразу останавливала. Говорила, что не нужно этого делать. Что только хуже будет.
- Расскажите, пожалуйста, о вашем муже.
- Зачем? – испуганно говорит Зинаида. – И тут же начинает плакать. – Я же тридцать лет о нём ни с кем не говорила. – Зинаида начинает рассказывать сквозь слёзы. Она говорит, говорит, захлебывается, но не останавливается. Мне нужно только слушать и молчать. Потому что Зинаида высказывает все свое горе, все то, что не высказала тогда, тридцать лет назад и хранила внутри долгие годы.
- Как вы себя чувствуете сейчас, - спрашиваю я Зинаиду через некоторое время.
- Мне хочется говорить и говорить. Не останавливаться. Я понимаю, что время заканчивается. Я понимаю. Но сейчас со мной что-то важное произошло.|
- Вы наконец-то разрешили себе говорить о муже. Разрешили то, что запрещали себе тридцать лет.
- Как будто нарыв какой-то вскрылся.
- Так и есть. Стало выходить наружу то, что долго болело.
- А теперь прислушайтесь к себе. О чем вам прямо сейчас хотелось бы поговорить с дочерью?

Зинаида снова начинает плакать.

- Мне хотелось бы поговорить с ней о моём муже, о её отце.
- Конечно. Горе становится меньше, когда его делят с другими. И оно проживается именно тогда, когда люди говорят об умершем с другими, а не сдерживают своё желание говорить о родном человеке. Это очень важно – говорить. Именно поэтому Алёша и заводит этот разговор. Он интуитивно делает то, что нужно сейчас ему. И вам, кстати, тоже. Пытаясь оградить дочь от скорби вы продлеваете период горевания.

Мы еще долго говорили с Зинаидой о том, что важно не делать вид, что умершего как будто бы никогда не было в жизни семьи. Важно вспоминать, важно грустить и говорить об этой грусти, делиться с другими. Когда в семье есть пространство для скорби, то утрата проживается более естественно. Не быстро. Но быстро прожить утрату вряд ли получится. Это несовместимо с человеческой сущностью.

- Я же хотела как лучше, - говорит Зинаида.
- Конечно. Вы бы не пришли сюда, если бы не хотели помочь дочери. Только очень часто мы поступаем так как говорят нам другие, как будто бы так нужно. Вы поступали по той схеме, которую предложила вам ваша мать.
- Но как же понять, как нужно, а как нет.
- Это очень сложный вопрос. Наверно, только прислушиваться к себе. Как вы это сделали сегодня. Давайте еще раз попробуем прислушаться к себе. Вы сказали, что переехали к дочери и помогаете ей в домашних делах.
- Да, я все взяла на себя. Думала. Ей полегче будет, а она сидит молча.
- А вспомните себе в период утраты. Говорить вы не говорили, но вы сказали, что погрузились в работу. Это как-то помогло?
- Думаю, да. То одно, то другое. То работа, то дети.
- Получается, что вам помогло то, что вы вернулись к привычному ритму жизни, так? Упорядоченность вам помогла, рутина.
- Ну да. За заботами проходили день за днём и некогда было тосковать.
- А посмотрите, что у Татьяны сейчас?
- Да, я понимаю. Я с одной стороны ей реально много помогаю. Время у нее есть. И тут же я сама ей не даю ей это время использовать. Она, наверно, хотела бы поговорить о муже, что-то вспомнить, а я прошу её этого не делать. Да, я поняла вас. Чтобы прожить горе, нужно пространство для горевания и по-возможности сохранять привычный ритм жизни, выполнять свои обязанности. У меня была привычная жизнь и не было этого самого пространства. А дочери я ритм жизни сбила. Думаю, мы справимся. Спасибо вам.

Больше Зинаида не приходила ко мне. Но она написала мне длинное электронное письмо, в котором рассказала о том, что произошло в их семье. Они перестали табуировать смерть. Они говорили о двух умерших мужчинах, вспоминали, плакали вместе. Зинаида вернулась к себе домой, а Алёша и Татьяна живут вдвоем.

(c) Юлия Гусева, психолог